пустой гроб просто бессмысленно. Мы поставим ему памятник на семейном кладбище, объявим траурный день, страна погрузиться в тишину и этого будет достаточно.
Через несколько часов я, наконец, оттуда выхожу. Если мне повезёт, то у меня есть час на отдых, и я сразу же возвращаюсь в свою комнату. Сейчас я понимаю, что больше нет времени для шуток, раньше я постоянно отлынивал от работы, знал, что ещё пару лет мне не стоит об этом волноваться, но смерть ужасная штука, приходит, когда её не ждёшь. Сейчас уже никто не исправит за меня ошибки, не подскажет правильного решения и даже не даст совета, который действительно поможет. И кода я вижу несколько папок на своём столе, я понимаю, что с ними мне придётся разбираться самому, и за свои ошибки я буду расплачиваться сам.
Лия.
В дверь стучаться и в сердце что-то ёкает. Мой разум уже окончательно потерял веру, что Алекс вернётся, но моё сердце всё ещё думает: «а вдруг это он? Вот сейчас зайдёт и обнимет меня». Открыв дверь я сё же рада моему гостю.
— Дэвид, — радуюсь и обнимаю его. Он только вернулся из путешествия, в которое отправился со своей семьёй.
— Не могу в это поверить, — пустым голосом говорит он, и я предлагаю ему войти и присесть на диван.
— Как я тебя понимаю, — сдерживая слёзы в себе, говорю я, вспоминая, как потеряла Грейс, но я была ещё ребёнком, а он уже взрослый мужчина, но боль от потери близких не зависит от возраста. — Что-нибудь слышал от Марты?
— Да, она приедет со дня на день.
— Почему она не позвонила мне?
— Она знает тебя Лия, знает, что ты наверняка не возьмёшь трубку, знает, как ты переживаешь. — Он прав, приди он ещё два дня назад я бы ему даже не открыла. — Мне так жаль.
Мы несколько минут сидим в тишине и это не от того что нам нечего сказать, мы просто не хотим говорить, слова здесь не нужны, не в такой момент.
Вскоре он уходит проведать Чарльза и остальных племянников, а я иду встречать Оливию. Она, в отличии от Дэвида, позвонила прежде чем приезжать, но она также не объяснилась, почему столько дней от неё не было и вести.
На улице идёт мелкий снег, усеивая зелёные лужайки белым ковром, большие ворота открываются, и въезжает машина Оливии. Как только её седые волосы появляются в моей видимости, я иду к ней на встречу и тут же падаю к ней в объятия и здесь я уже не могу сдерживать свои эмоции.
— Я любила его, Оливия. Всё ещё люблю, но теперь все кончено!
— Тише, тише, моя дорогая, — гладит она меня по голове. — Как Королева, ты должна притворяться. Нельзя показывать, что у тебя на душе, нельзя показывать слабость.
— Я больше не Королева, — говорю я, смахивая слёзы и отстраняясь от неё.
— Ты всегда ею будешь, так тебя будут помнить.
— Я не могу отпустить его, — Оливия берёт меня за руку и мы направляемся ко дворцу. — Мне не вериться, я всё ещё думаю, что он скоро вернётся,… Мне нужно было что-то сделать, чтобы они не ехали, запретить… хоть что-то, ведь это долг каждой королевы — защищать своего короля, и я не смогла.
— Послушай, — говорит она, — ничто не умирает до тех пор, пока жива память. Алекс всё ещё здесь в наших сердцах. — Как у неё это выходит?
— Почему вас не было так долго?
— Мне нужно было оплакать сына и подождать пока его оплачешь ты, моя дорогая, теперь настала пора успокоиться и жить дальше. Дышать, спать, есть, просыпаться и делать все по кругу, пока однажды в один день больше не будет так тяжело. — Я даже не могу и не хочу представлять какого этого потерять сына, она чувствует боль гораздо большую, чем я.
— Не думаю, что станет легче. — Мы заходим во дворец и идём в обеденную, чтобы поговорить за чашкой чая.
— Ты уже приготовила речь? — Мне придётся выйти в эфир вместе с Чарльзом, мы сделаем объявление о смерти Короля, и мне нужно будет сказать несколько слов, но как я буду говорить на всю страну, если даже не могу сказать без слёз два слова родным людям? Я качаю головой.
— Я могу сказать лишь то, что он был прекрасным королем. Моим королем… мужем и моей единственной настоящей любовью…
— Наверное, дети вернулись, — говорю я Оливии, когда слышу, как открываются входные двери. — Я отправила их гулять с няней и кучей охраны, чтобы немного отвлечь их мысли, — улыбаясь, говорю я, смахивая слёзы, хотя они всё равно увидят мои красные глаза — Идёмте, — зову её я, — они будут рады увидеть вас.
Когда я выхожу в коридор с натянутой улыбкой, чтобы встретить детей, я не верю своим глазам. Должно быть, я сплю или вовсе сошла с ума, потому что я вижу его, я вижу Алекса, стоящего в десяти шагах от меня, целого и невредимого, будто бы только вышедшего из своей комнаты.
Улыбка медленно исчезает с моего лица, и я вижу, что народу начинает всё прибавляться, они что говорят, даже кричат, но я не понимаю ни слова, я слишком сконцентрирована на том, что вижу, а не слышу. Я медленно начинаю идти к нему, боясь, что это сон, и когда я снова буду совсем рядом и протяну руку, он исчезнет. Если так и случиться, я больше не смогу этого выносить, не смогу терять его всё снова и снова.
Делая очередной шаг, моё сердце начинает биться быстрее, страх одолевает мной, я смотрю на него и, пытаясь понять реальный ли мой муж. Он стоит на месте, и чем ближе я подхожу, тем яснее вижу, что не всё так идеально, есть раны, синяки и слёзы, я вижу, как его глаза с каждым мои шагам блестят всё сильнее. Нас разделяют считанные сантиметры, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его груди, и когда чувствую его, когда моя рука касается его, слёзы скатываются по моим щекам не желая останавливаться.
— Если это сон, — шепчу я, закрывая глаза, — то не смейте будить меня. — Открыв глаза, я всё ещё вижу его, всё расплывчато от слёз, но я его вижу и чувствую. Это он! — Алекс! — Я крепко обнимаю его, сжимая его рубашку боясь, что он вдруг испариться, но нет, я чувствую, как он также крепко обнимает меня и чувствую его губы на моей голове, у меня подкашиваются коленки, но он
